О пьяной тоске коммунистов и «нонешних порядках»: честные записки с Алтая Сталину

Барнаул в тридцатые годы. Фото с сайта moi-barnaul.ru

Алтайский краевед Виктор Суманосов в своей новой книге «Гражданская война окончена - забудьте» опубликовал уникальные записки поэта и большевика Петра Парфенова. Романтичный большевик побывал в 1924 году на Алтае в отпуске и хотел рассказать товарищам по партии о местных народных настроениях после гражданской войны. Записки адресованы членам и кандидатам Политбюро и тов. Сталину. 7 ноября, в годовщину Великой Октябрьской социалистической революции (101 год), мы предлагаем вниманию читателей отрывки из этих колоритных записок.

О поезде «Максим», который связывал Москву с Алтаем

«На товарно-пассажирском «Максиме» нет не только электрического освещения, даже обыкновенные свечи - большая редкость: как правило, отсутствуют уборные и умывальники. На «Максиме» очень много разговоров о политике, о господах, в особенности когда обгоняет скорый поезд, с электричеством, с международным рестораном. Движется «Максим» очень медленно (12 дней от Москвы до Ново-Николаевска), едут на нем главным образом крестьяне, безработные, красноармейцы, мелкие спекулянты и торговцы. Немало поучительных и весьма откровенных вещей можно услышать на «Максиме» о советской власти, коммунистах, «нонешних порядках».

О карманниках

«По Алтайской ж. д. Ново-Николаевск - Семипалатинск поезда ходят теперь только два раза в неделю. Пассажиров скапливается очень много. Помаявшись 3 - 4 дня на перроне, каждый спешит выхватить себе в вагоне место для лежания. Карманники пользуются этим моментом вовсю. Иногда у них это получается очень организованно: убедился на собственном примере. В тот самый момент, когда мне предстояло уже бросить свои вещи на свободный конец лавки, пробивавшийся навстречу молодой человек залез в карман, но так как я поймал его за руку, рискуя брошенным чемоданом, он начал уверять, что это невзначай, случайно. Однако при дружной помощи моих совагонников я крепко держал его руку и предложил пойти к агенту ОГПУ. Лишь только вышли из вагона, у него нашлось много «знакомых», которые потребовали немедленного освобождения, заявляя, что он честный совслужащий, что все едут в Бийск. У меня появились сомнения: действительно, быть может, мне показалось? Может быть, это ошибка? Следует ли в таком случае сообщать властям? Я уже намеревался извиниться перед «скромным» молодым человеком за свою подозрительность и распрощаться с ним, как в это дело вмешался агент ОГПУ, прибежавший на крик. Честного человека повели выяснять, а его «знакомых» как не было. В комнате ОГПУ сразу обнаружилось, что честный совслужащий - виднейший карманник, обокравший в этот вечер доверенного районного кооператива.

Когда поезд тронулся, обнаружилось, что только в одном нашем вагоне трое пострадавших. Несмотря на всеобщее сочувствие им, было мало проклятий и слез. А потом целых два-три часа разговоры о ворах, карманниках и прочем. Нашлись такие, которые начали цифрами доказывать, что раньше воровства было меньше. Возражающих не оказалось. Поэтому разговаривать стали на другие темы: о ценах, налогах и прочем, но с тенденцией, что раньше было совсем другое дело».

Петр Семенович Парфенов

Как девица «валялась на палубе»

«Среди третьеклассных пассажиров на барнаульском пароходе «Коммунист» есть безработные интеллигенты, торговцы и много крестьян, красноармейцев, бывших фронтовиков. Немало из них в прошлом ездило в 1-2-м классе, и разницу между 1-м классом и палубой они отлично понимают. Поэтому можно наблюдать исключительно критическое и даже враждебное отношение третьеклассников к каютникам. В особенности когда наверху едут знакомые 3-му классу совработники и коммунисты, первого класса не достойные. Эта враждебность во всем. Например: пассажирка с палубы, по рассказам, дочь бывшего томского богача, очень хорошо сыграла несколько вещей на пианино, находящемся в столовой 1-го класса. Музыка настолько понравилась, что сверху пришли на палубу просить ее сыграть еще, даже предлагая купить ей билет 1-го класса. Но третьеклассники так дружно стали просить ее, чтобы она отказалась играть «новым господам», что эта девица вызывающим тоном отрезала: «я предпочитаю валяться на палубе», и пришедшие за ней ушли ни с чем, осмеянные и освистанные».

«Кирпич» в нагрузку

«В Камне (нынешний Камень-на-Оби. - Прим. ред.) при покупке билета, при расчете за обед в столовой, при уплате за лекарство - везде предлагают в обязательном порядке приобрести один десятикопеечный «кирпич» на постройку рабочего дворца в Новониколаевске (столица Ново-Николаевской губернии, некогда вышедшей из Алтайского края и Томской губернии. - Прим. ред.). Причем этот обязательный «кирпич» называется добровольным пожерт-вованием. Для каменского мужика десять копеек не пустяк, а 30 копеек - большие деньги, почти пуд пшеницы. Приходилось видеть много эксцессов, в особенности у пароходной кассы: без билета нельзя, а его не продают без «кирпича», - мужик торгуется, кряхтит и иногда ломает зубы от злобы, принимая «кирпич».

Свадебный кортеж бухгалтера сельсоюза

«За несколько дней моего пребывания здесь пришлось наблюдать три «больших события», которые взволновали местных горожан. Это переброска в другой уезд местного председателя уисполкома, который скомпрометировал себя пьяным скандалом и, однако, имел очень много сочувствующих. Потом - шумный, на 19 экипажах, свадебный кортеж бухгалтера Сельсоюза, который при встрече дезорганизовал ряды манифестантов ОДВФ и увлек их «смотреть венчание» в церкви. Затем - сокращение служащих.

Последнее выявило исключительную приспосабливаемость и гибкость сокращаемых к требованиям момента. Например: одного сократили по мотивам, что у него жена служит, на другой день они оба представили документы о разводе; другого - как собственника, и он представил кипу бумаг, что дом принадлежит не ему, а его троюродному племяннику. Сокращаемые по этим признакам всем и каждому показывают пальцем, что такой-то коммунист имеет «гораздо больший дом», однако его не сократили, такого-то жена там-то «больше получает», а его не уволили».

В пьяной цепочке партийных товарищей

«Перед отъездом в деревню я попал в «пьяную цепочку» самых ответственных уездных партийных товарищей. Началось это, впрочем, с краткой информации о центре, а кончилось под утро пьяным самооправданием, что «здесь иначе жить нельзя», без выпивки с тоски умрешь. В заключение - игра на гитаре, нудные песни, извиняющие поцелуи и прочее. Причем меня особенно поразило в этой «цепочке» не то, что было слишком много выпито и что под конец запасы пополнялись через связи с самогонщиками, а то, что, когда языки развязались, я почувствовал в словах товарищей действительно неподдельную тоску, безнадежное одиночество и усталость. Невольно казалось, что вот только теперь, к сожалению, у всех этих людей выявились наружу настоящие человеческие чувства, а завтра они опять замкнутся в самих себе, начнут формально реагировать на живые события, станут бюрократами, будут подсиживать друг друга и до следующей «пьяной цепочки».

В следующих выпусках мы расскажем о том, что увидел отпускник Петр Парфенов в алтайских селах в 1924 году, и о его неопубликованном интервью со Сталиным.

Справка «КП»

Петр Парфенов - видный деятель большевистской партии, известный также как историк, писатель и поэт. Биография его тесно связана с Алтаем («Алтайский» - один из его литературных псевдонимов). В октябре 1935 года был арестован, 29 июня 1937 года расстрелян. В 1956 году посмертно реабилитирован.

Продолжение следует.