Премия Рунета-2020
Россия
Москва
+8°
Boom metrics
Звезды11 октября 2019 5:05

Борис Пильняк: вальсирующий со Сталиным

11 октября исполняется 125 лет со дня рождения автора "Повести непогашенной луны"
Борис Пильняк

Борис Пильняк

Фото: ТАСС

У Виктора Ерофеева есть довольно хамская фантасмагория, центральная сцена которой - посольский прием с участием усопших писателей. На этом балу автор приклеил Осипа Мандельштама к Сталину, так, чтобы оба неслись в вальсе через века славной истории, раскручивая друг друга.

Даже в рамках грубой эстетики не совсем верно. Все-таки не Сталин раскрутил Мандельштама и творчество поэта сквозь годы и десятилетия известно нам не только по слабому в художественном плане стихотворению "Мы живем под собою не чуя страны".

А вот прикрепи автор к вождю Бориса Пильняка - и метафора выглядела бы точнее.

11 октября - 125-летие со дня рождения писателя, чье имя неотделимо от фигуры Сталина. В учебники по литературе за старшие классы Пильняк вошел одной строчкой, а именно упоминанием "Повести непогашенной луны", произведения, заслужившего сталинский гнев, с момента публикации которого принято вести отсчет начала ужасного конца писателя. Спустя 12 лет Пильняка заберут на Лубянку прямо со дня рождения маленького сына.

Будет преувеличением сказать, что сегодня Пильняка читают.

Даже в перестроечные годы, когда читалось абсолютно все - к Борису Андреевичу отношение было очень ровным.

Нет в этом особенной несправедливости - осилить его сочинения непросто и не всем под силу.

Откройте его лучшее произведение, например, "Красное дерево" и поразитесь фразе главной героини в духе балаговской "Дылды":

"Я очень физиологична, - сказала она. - Я люблю есть, люблю мыться, люблю заниматься гимнастикой, люблю, когда Шарик, наша собака, лижет мне руки и ноги. Мне приятно царапать до крови мои колени... А жизнь - она большая, она кругом, я не разбираюсь в ней, я не разбираюсь в революции, но я верю им, и жизни, и солнышку, и революции, и я спокойна. Я понимаю только то, что касается меня. Остальное мне даже неинтересно".

Еще до начала официальной "травли" Пильняк воспринимался современниками как косплей Андрея Белого и Ремизова. Смешную характеристику его творчества дал Юрий Тынянов: "разорвите главы, перетасуйте, вычеркните знаки препинания оставьте как можно меньше людей, оставьте как можно больше описаний и поэтому кухонному рецепту получите Пильняка".

К его прозе критики применяли словечко "метельная". Ее характеризовала стихийность и бессюжетность. Очень необычным и поэтичным был стиль текста, но, совершенно точно, что если бы не вмешательство высших сил, Пильняк вряд ли мог стать популярным и известным писателем.

А он - был таким. Был одним из самых известных, самых читаемых и самых обласканных. Современники описывали его как невероятного модника в сером костюме, в черепаховых очках, который то и дело отлучался во время светских раутов, чтобы поговорить по телефону. Пильняк не вылезал из заграничных поездок. Выездов за рубеж у него было побольше чем у иного современного журналиста: бывал и в Турции, и в Японии, и в Китае, не говоря уже о Польше, Финляндии и ближнем зарубежье. Провозил из поездок автомобили. По возвращении писал о том, что России нужно учиться у Запада, всячески критиковал (не без справедливости), но очень смело нашу действительность: ("Кремль как гнилой рот зубами полон церквенками. Заводов у нас нет. От тишины страшно").

Прибавьте к этому бурную личную жизнь. Несколько жен, роман с Ахматовой (будучи поездом в Ленинграде, Пильняк всегда высылал Анне Андреевне корзины цветов). Вместе с философом Жоржем Батаем они делили на двоих одну любовницу Коллет Пеньо. Однажды на своей машине (шикарный "Форд") Пильняк и Пеньо отправились в тур по русским деревням. Недавно подробности этой поездки всплыли в блогосфере, потому что наши блогеры прочли воспоминания Пеньо, в которых возлюбленная Пильняка рассказывала, что он занимался с ней БДСМ, избивал плетью и водил на цепи как собаку.

В общем, человек привык жить на широкую ногу.

"У нас есть дурацкая привычка втаскивать людей на колокольни славы", - писал о Пильняке Горький. То, почему втащили Пильняка - было понятно. Он числился в ряду "политически колеблющихся" авторов, "за души которых шла борьба". (Именно такую формулировку видим в докладной записке заместителя заведующего отдела пропаганды Сталину).

Когда читаешь Пильняка, порой возникает то же чувство, что и от Пелевина: почему это повесть, а не эссе? Так в целой повести "Красное дерево" лучше всех удались два эпизода, которыми автор обрамил повествование. Один - про юродивого Ивана Яковлевича, умершего в середине 19 века и похоронного с высочайшими почестями и характерными для нашего сообщества глупостями. "Вату, которой были заткнуты у покойника нос и уши, после отпевания делили на мелкие кусочки для раздачи верующим. Многие приходили ко гробу с пузырьками и собирали в них ту влагу, которая текла из гроба ввиду того, что покойник умер от водянки. Срачицу, в которой умер Иван Яковлевич, разорвали на кусочки".

Вторая история - в самом конце - про создание русского порцелена, а проще - фарфора. О том, как нашего человека отправили в Пекин узнать у китайцев секрет. Предприятие успехом не увенчалось, но в итоге русский талант, пропойца и самородок Дмитрий Виноградов, сам придумал как создавать фарфор, которое долгое время выдавали за китайский.

Кстати, критики еще очень хвалили Пильняка за умение изображать природу. И если присовокупить к этому отсутствие фабульности романов, то можно предположить, что из автора хотели сделать кого-то вроде Пришвина. Однако, как говорил о себе Пильняк, ему "выпала горькая участь быть писателем который лезет на рожон".

В свои книги он любил вкладывать политический контекст.

В "Повести непогашенной луны" Пильняк довольно прозрачно рассказал об убийстве Фрунзе Сталиным. Было так или нет - никто наверняка не знает. Но автор особенно и не шифровался, так, что даже слепой разглядел фигуру вождя в образе "негорбящегося человека". Причем, словно бы специально для широких масс, которые ни за что не осилили бы витиеватое повествование, Борис Андреевич присовокупил предисловие, в котором призывал не искать параллелей со смертью Фрунзе.

Власти быстро спохватились. Тираж быстренько ликвидировали, редакторам журнала "Новый мир", где опубликовали "Повесть" - объявили выговор.

Только что вернувшийся из командировки по Китаю и Японии Пильняк некрасиво извинялся: свалил произошедшее на коллег из журнала, мол, мог ли я, непартийный автор подозревать, будто в рассказе что-то не так, если он был одобрен уважаемыми партийцами и принят к напечатанию...

Нельзя сказать, что после "Повести" Пильняку пришлось туго или что он доедал последнюю корку хлеба. (В сравнение с тем, каково приходилось Мандельштаму - ни разу не идет). Но его, привыкшего жить широко - уязвил запрет печататься за год в трех ведущих журналах.

Привычку "лезть на рожон" Пильняк не оставил, но с тех пор взял в моду писать властям извинительные письма, посыпая голову пеплом за публикацию своих произведений. Причем, двусмысленный характер этих писем был очевиден даже адресату.

"Пильняк жульничает и обманывает нас", - резюмировал Сталин.

В тридцатых годах Пильняка позвали в Америку как консультанта к одному голливудскому кино, в котором двое американских граждан приезжают в Россию. Новое письмо вождю - и выезд одобрили.

"Иосиф Виссарионович, даю Вам честное слово всей моей писательской судьбы, что, если Вы мне поможете выехать за границу и работать, я сторицей отработаю Ваше доверие. Я могу поехать за границу только лишь революционным писателем. Я напишу нужную вещь", - обещал он Сталину. Судя по всему, в Америку хотелось очень.

А кому бы не хотелось. Там Пильняка встречали как короля, водили с почестями. Его воспринимали как свободного писателя, почти оппозиционера, хотя никаким оппозиционером он уже не был. В Америке Пильняк демонстративно разорвал сценарий фильма про Советский Союз, сообщив, что это полная клюква, но от гонорара не отказался, купив на доллары автомобиль.

И «Нужную вещь», которую обещал Сталину - сделал. Она называлась «О'кей. Американский роман». Это была страшно советская пропагандистская вещь, после которой борьба за душу загадочного, колеблющегося автора закончилась.

Как писал Горький, после втаскивания людей на колокольню славы - их сбрасывали оттуда в прах и грязь.

Танец закончился. Сталину, получившему от автора желаемое, он стал более не нужен.

P.S. Борис Пильняк считался мистиком. И несмотря на немосковское происхождение - московским писателем. Потому что, как отмечали критики, его книги были такими же запутанными, как и планировка Москвы. Учитывая это, не удивительно, что именно в эти дни в Москве снесли чаеразвесочную фабрику Вогау. Стоит ли сомневаться, что таким оригинальным способом столица поздравила писателя Пильняка, чья настоящая фамилия - Вогау, с юбилеем.