Главной любовью Людмилы Гурченко был отец…
Людмила Гурченко и Сергей Сенин. Ее последняя любовь.
Фото: Владимир ВЕЛЕНГУРИН
Я видела ее триумфальные выходы в спектаклях, на концертах, юбилеях, кинофестивалях, в изумительных платьях, париках и гриме, как и подобает настоящей звезде класса Марлен Дитрих. А потом приходила к ней домой в переулок возле Маяковки, и на пороге встречала простоволосая, с высоким открытым лбом, без всяких прибамбасов, в изящном домашнем платьице, скромная женщина - скромная до того момента, пока, сидя за белым чайным столом или в белом кресле, и вспоминая что-то за жизнь, вдруг, в одно мгновенье, не взрывалась бурным, в ролях, показом, и тут уже артистический темперамент ее не знал удержу, и сразу становились понятны ее масштаб и диапазон.
Безролье - этим уродливым словечком она определяла уродливое состояние, в каком оказалась после блестящего дебюта в «Карнавальной ночи». Все - в ее книгах «Аплодисменты» и «Люся, стоп!». Абсолютно искренних, честных, предельно эмоциональных. Про взлеты и провалы, про длительный фактический запрет на главные роли в кино, про сумасшедшую жажду работы, которую утоляла, пробивая стены своим прелестным упрямым лбом, а потом долго залечивала синяки и шишки.
- Пойдем, покажу платье.
Она приводит меня в свою костюмерную, где что-то невообразимое: шелк, бархат, батист, кружева, стеклярус, искусственные цветы, оторочка из меха.
- В общежитии во ВГИКе у всех серым постель застелена, а у меня фестончики-оборочки. Ну как, я же ж шила с детства. В голод, в холод, не было же ничего, фантазия хорошо развивается. Вот я купила недавно в Ленинграде два платья, никто не поверит, сама отделала, как в лучших домах. У меня все трясется, пока не осуществлю. Я вся сижу в булавках, блестках, каких-то лоскутках, и потом такое придумаю! Папа говорит: ну не в люддя! Не в людей.
Актриса с отцом Марком Гавриловичем и мамой Еленой Александровной. На фото юной Люсе 16 лет.
Фото: Сергей ШАХИДЖАНЯН
Папа был главной ее любовью. Она и Сергея Сенина, мужа и продюсера, младше ее на двадцать лет, называла папой.
Ей не везло во всех браках. Кроме этого, последнего. С первым мужем, Борисом Андроникашвили, сыном известного писателя Бориса Пильняка, она разошлась очень быстро. Второй, Александр Фадеев, сын известного писателя Александра Фадеева, погиб от алкоголизма. Третий брак, с Иосифом Кобзоном, треснул по швам так яростно, что она избегала даже упоминания о нем - «два парика на одну семью было чересчур». Измена четвертого мужа, музыканта Константина Купервейса, в чувствах которого не сомневалась все девятнадцать прожитых вместе лет, явилась для нее ударом. Да, с ней было нелегко, но каково было ей!
Сережа оказался ровно тем, в ком она нуждалась. Когда я видела их, идущих рядом, она хрупкая, тоненькая, он крупный, бородатый, оба в белом, она в нарядном, с кружевами, и в шляпе, он в костюме из чесучи и тоже в шляпе, она держится за его локоть, он поддерживает ее руку - они напоминали мне пару не из нашего века, а из того, где был Чехов с его чеховскими персонажами. На самом деле какой там Чехов...
Почти медицинский диагноз их отношений - в книге «Люся, стоп!»: «После затяжных ссор, где не высказаны истинные причины, все же не разошлись, не разбежались. Наверное, лишь потому, что Сережа поражает поразительной способностью убеждать. Умеет очень талантливо успокоить. Но, несмотря ни на что, моего спокойствия хватало ненадолго. Он опять сдерживал меня и сдерживался сам. А потом, не выдержав, обрушивался на меня так, что мог причинить сильную боль. Но скоро, прямо тут же, на глазах, отходил и был мягким и всепрощающим. Как бы это научиться так быстро отходить?
В эти минуты он был так похож на папу. Даже страшно…».