Шпионка, которой не было, Мария Бутина: Мне желают умереть в страшных муках

Несправедливо осужденная Мария Бутина, ныне - член Общественной палаты РФ и эксперт при Уполномоченном по правам человека

Фото: Иван МАКЕЕВ

26 ноября в свет выходит книга «Тюремный дневник» участницы одного из самых громких международных скандалов последних лет, за которым следила вся страна. Несправедливо осужденная Мария Бутина, ныне - член Общественной палаты РФ и эксперт при Уполномоченном по правам человека, провела в американской тюрьме как «иностранный агент без регистрации» 467 дней. И как сама сейчас говорит, вернулась домой другим человеком. Психологическое давление, пытки, травля, политические игры, грязная работа ФБР, подтасовка фактов, в которой оказались замешаны агенты американских спецслужб – все, что с ней происходило, Мария записывала в дневниках. День за днем – всего 1200 странниц боли, надежды, разоблачений и откровений. Наконец, она решила обнародовать свои записи. «КП» первая узнала, какими подробностями своей жизни в американской тюрьме решила поделиться бывшая американская заключенная.

- Мария, я бегло пролистала вашу книгу и нашла в ней слова про то, что историю, в которую вы попали, невозможно придумать нарочно, такое может случиться только в реальной жизни. «Почему именно я?», - вы задавали себе этот вопрос?

- С точки зрения закона, к сожалению, я была слишком удобной кандидатурой для американской пропаганды. Арестовывали меня в день первой встречи Путина и Трампа. Сыграл роль мой внешний образ: у меня была оружейная организация, а это связывало меня с Национальной стрелковой ассоциацией – крупнейшей лоббистской оружейной структурой в США. Еще и моя фамилия созвучна фамилии президента России. Мое присутствие в Соединенных Штатах было подарком для американской прокуратуры. Я открыто демонстрировала любовь к своей родине и уважение к Америке. Про уважение все забыли, а любовь обернули против меня, выставив иностранным агентом.

Ну а с точки зрения вселенской справедливости и круговорота добра и зла в природе каждый человек, попадая за решетку - вне зависимости от того, виноват он или нет, - внутренне знает, за что ему это. Понимает, что, когда-то сделал что-то против совести. Я остро ощутила, как мало уделяла времени семье, потому что мне было важнее ощущение личного роста. И осознала, что через 15 лет, когда я выйду из тюрьмы – а мне светило именно 15 лет, могу не увидеть родителей.

- Выходит, вы проводили ревизию своих грехов?

- Скорее, не ревизию грехов, а переоценку ценностей, перестроение приоритетов. На первое место встала семья, потому что в заключении думаешь только о том, как скорее вернуться домой и обнять близких. И еще меня поразил масштаб участия страны в моей судьбе. Осознание того, что Россия своих не бросает, пришло ко мне именно в тюрьме.

- Да уж, «от сумы и от тюрьмы» – не просто слова….

- Как говорила моя американская тюремная подруга надзирателям: «разница между тобой и мной в том, что тебя еще не поймали». Можно не нарушить ни одного закона и оказаться за решеткой – мой пример тому подтверждение.

Мария Бутина на Радио "Комсомольская правда"

Фото: Иван МАКЕЕВ

- Как думаете, ваша самая большая победа в жизни уже случилась? Пройти через такое…

Самая большая победа…? Знаете, каждый Новый год я загадывала желание. С детства. Писала на бумажке, рвала ее, съедала под бой курантов – все как положено. Но в прошлый Новый год – первый после моего возвращения из заключения - я ничего не загадывала. Потому что теперь я абсолютно счастливый человек. Я дома. Не знаю, случилось ли в моей жизни самое большое достижение, но самое большое счастье, да.

- А в этот Новый год будет желание на бумажке?

Нет. Больше не будет никогда. Мне больше нечего желать. С того самого дня, как я встретила Новый год в одиночной камере, и единственным поздравлением было «Happy New Year» из громкоговорителя, я решила: что бы ни случилось, я предприму все возможное, чтобы каждый Новый год быть со своей семьей. Вы не представляете, как я скучала по нашей елочке, запаху мандаринов, «звенит январская вьюга» из телевизора, бою курантов, обращению президента и салату оливье. В карцере на бетонном полу – ты все вспоминаешь.

- Плакали…?

- С адвокатами плакать было нельзя, потому что это было ценнейшее время для работы по моему случаю. С родителями - тем более, чтобы не расстраивать еще больше. Перед надзирателями и ФБР – ну извините, не дождутся. Единственный человек, при котором я плакала – отец Виктор, священник, который навещал меня в тюрьме.

- Понятно, что тюрьма не могла на вас не повлиять. Фобий, страхов не осталось?

Какое-то время мне еще потребуется, чтобы вернуться в общество. Меня очень поддерживает моя семья, но, к сожалению, не каждый в состоянии понять и прочувствовать, что со мной произошло. Я этого и не прошу.

- Неужели вам приходится сталкиваться с хейтерами, неприятием и обвинениями со стороны общества?

В России - практически нет. Большая часть наших сограждан знала о моем деле, многие участвовали в нем. А вот со стороны Америки... Во время заключения я получала невероятное количество писем ненависти, и продолжаю их получать сейчас в социальных сетях. Мне желают умереть в самых страшных муках. К сожалению, американское общество настолько подчинено влиянию своих СМИ, что совершенно разучилась думать.

- Вы начали собирать из своих тюремных дневников книгу во время пандемии. От «нечего делать» или само это состояние – изоляции в четырех стенах, вызвало некие ассоциации и подтолкнуло?

- Я давно знала, что издам книгу, но, признаться, избегала этого. В моих тюремных записках много личного, тяжелых воспоминаний. Работать с ними – значит заново все переживать. Это сложно. И если бы я не оказалась в самоизоляции, может быть, еще долго увиливала бы от «возвращения» в тюремную атмосферу. И еще меня постоянно подталкивал к написанию книги, как ни странно, мой американский друг, который меня поддерживал, когда я находилась в тюремных застенках. Это Джеймс Бэмфорд, известный писатель. Он, кстати говоря, написал первую в Америке статью в мою защиту. Она называется «Шпионка, которой не было».

В общем, в какой-то момент что-то во мне щелкнуло, и я начала писать взахлеб. Хотя много времени заняла расшифровка самих дневников. Писала я книгу, кстати, с конца, с последней части.

Мария Бутина в американской тюрьме

Фото: GLOBAL LOOK PRESS

- Расшифровка? Вы писали дневники каким-то специальным образом?

Да, на первый взгляд речь идет о каких-то бытовых вещах, а на самом деле там зашифрованы имена агентов, допросы, все события. Образный язык символов никто не отменял. Например, я писала: «Сегодня у меня очень важный день, я собираюсь прочитать новую книгу». А на самом деле речь идет о первом допросе. Люди заблуждаются, думая, что шифровать – значит обязательно писать каракулями или как Ленин, молочными чернилами. В ФБР быстро поняли бы, что это шифр и начали бы меня пытать, чтобы вызнать, что скрывается за знаками.

- Нет, серьезно, если бы американские спецслужбы догадались, что вы пишете не про тюремный быт, что было бы?

- Серьезно, меня ждало бы очень суровое наказание, потому что все содержание допросов держалось в строжайшей тайне. И, как мне сказали, это информация навечно будет засекречена ФБР. То, что я публикую книгу с подробным описанием каждого из допросов… Это, скажу я вам… Впрочем, я в Америку больше не собираюсь.

- А надзиратели проверяли, что вы пишете?

Какие-то записи - да, какие-то я была вынуждена отправлять обычной почтой, поэтому, естественно, их копировали. А что-то я передавала адвокатам: думаю, этих листов ФБР не видела. Сначала меня досматривали перед каждой встречей с адвокатами, изучали, что за записки я им ношу. А потом эту практику прекратили. Видимо, моя тактика сработала.

- Если честно, я с трудом могу представить такую ситуацию, в которой вы оказались. Было очень страшно?

Конечно, было страшно. Но боятся все. Вопрос, что делать с этим страхом. Я выбрала преодоление и путь вперед. Не скажу, что я сильный человек, но меня страх подтолкнул к действию. А есть страх парализующий, когда ты ищешь способы убежать от него. Мне такой вариант предлагали. Приходили психотерапевты с магическими пилюлями, которые могли бы меня отправить в царство Морфея на 22 часа в сутки, чтобы остальные два часа меня можно было спокойно допрашивать. Многие люди в американской тюрьме выбирают именно этот путь: они просто спят почти всю жизнь. Но я не имела права вернуться домой овощем и просто упасть на руки матери.

К тебе не применяют физического насилия, задача - психологически сломать, чтобы ты сам попросил медикаменты. И если когда-нибудь их найдут у тебя в крови, никто ничего не заподозрит – это было твое решение.

- Известно, что вас пытали в изоляторе. Подробности про это в книге тоже есть?

- Безусловно, ведь это правда. В Вашингтонском изоляторе я проходила как потенциальный суицидник. Естественно, никакой я не суицидник, а под этим статусом скрывалась необходимость круглосуточно проверять, все ли у меня в порядке, не давая спать. На жалобы со стороны, того же консульства, ответ один - все делается согласно регламенту. Вообще, все издевательства официально считались мерами, необходимыми для моей безопасности. Ко мне приставили женщину, которая сидела на входе в одиночку, где меня содержали, и наблюдала за мной 24 часа в сутки. Будила каждые 15 минут и спрашивала: «Аre you okay?» Тормошила, пока не отвечу: если будешь игнорировать, могут посадить на медикаменты, сославшись на неадекватное поведение. Такие примеры я в американских тюрьмах тоже видела. Поэтому приходилось ловить пересменки надзирателей, когда можно побольше поспать, и люди есть люди – находить контакты с тюремщиками. В моей книге все имена и события реальны, кроме имен надзирателей. Не хочу, чтобы американское «правосудие» достало людей, которые ко мне относились по-человечески. Такие были. Не много, но были.

Мария с отцом в аэропорту, после возвращения в Россию.

Фото: Владимир ВЕЛЕНГУРИН

- Лишение сна, карцер, чем что еще вас пытались сломить?

- ...обыски по пять раз в день с раздеванием – унижение человеческого достоинства, включение истошного сигнала. Они даже придумали специальную кнопочку, которую нажимали, чтобы не давать мне спать, даже когда я могла. Это отвратительный пищащий звук, от которого нельзя спрятаться. Меня перебрасывали между разными тюрьмами, не давая засиживаться на одном месте.

- Неужели, вы ни разу не испытали отчаяния?

- Отчаяние случается у каждого, кто сидит в карцере, каждый день примерно в три часа дня. Не знаю, что это за магическое время, но в этот момент ты почему-то отчетливее всего понимаешь, что больше не можешь, и тебе нужно выйти. Но со временем я научилась молиться, медитировать, глубоко дышать –это действительно помогает.

- Как к вам относились другие заключенные?

- Очень хорошо. Когда меня перевели на общий режим изоляции, я стала репетитором – преподавала математику, кого-то учила играть в шахматы, кому-то объясняла, что из себя представляет американская демократия. В колонии же я из принципа пошла работать посудомойкой. Потому что посудомоек в Америке ценят больше, чем преподавателей. Платят больше.

- Вы вели свои тюремные дневники, думая, что когда-нибудь они станут книгой-разоблачением?

- Я пишу дневники всю жизнь. Примером для меня был мой дедушка. Он тоже писал дневники и перед смертью завещал их мне, попросив быть продолжателем семейной истории. Так что тюремные записи не были попыткой все зафиксировать, чтобы потом издать книгу. Это дань моей семье, память моего дедушки. И, кстати, ему посвящена книга.

- А что с исходниками, где они?

- Они хранятся в надежном месте, потому что представляют для меня огромную ценность. Не все записи вошли в книгу. Там квинтэссенция произошедшего. Мне уже сделали предложение опубликовать дополнительно истории, которые пришлось сократить. Кто знает, может быть будет вторая часть книги.

- Было бы здорово! А какое самое большое откровение мы найдем в уже опубликованной части?

- Там есть очень интересный персонаж – человек, который был секретными госинформатором. Когда меня посадили, он выступил в СМИ с заявлением и во всеуслышание сказал, что любит меня. ФБР и прокуратура скрыли его показания в ходе моего дела, и он вынужден был выступить с публичным заявлением в американской прессе. Я раскрываю историю этого человека.

- Потом последовали какие-то объяснения у вас с этим человеком?

- Мы поддерживаем контакт, но сейчас он живет в горах, и я не могу сказать, где, потому что против него возбудили несколько уголовных дел. Он очень дорого заплатил. У него отобрали его собственную компанию, выгнали из совета директоров. Какое-то время он жил в Азии, потом скрывался в Латинской Америке.

Официальный представитель МИД РФ Мария Захарова встретила Бутину в аэропорту Шереметьево

Фото: Владимир ВЕЛЕНГУРИН

- Ваша биография читается как шпионская история. Была бы возможность, вы изменили бы судьбу? Вычеркнули бы из нее политику, суд, тюрьму?

- У каждого человека в этой жизни есть путь, по которому он должен пройти. Я думаю, это мой путь.

- Что скажете о результатах выборов в США? После всего, что было, вам все еще интересна эта тема?

- Мое любимое занятие - предсказывать назначение Байдена. Если бы я сейчас была в США, меня бы точно за это осудили, как человека обладающего секретной информацией. Хотя на самом деле американцев очень просто предсказывать. Но должна сказать, что Трампа предала его собственная элита, прежде всего силовики. И та агония, которую мы сейчас видим, связана с тем, что он знает, что прав, но доказать не может, ведь ближайшее окружение его просто бросило.

- Мне кажется, вы должны чувствовать себя как Мата Хари.

- Нет, я же не шпион, вы что!?

- Ну, просто вокруг вас столько всего…

- Я не шпион.